Идеальная мишень - Страница 49

— Нет, не слышала. И ни с кем мы не встречались. Он вообще не любил показывать меня своим Друзьям, ревновал сильно. Ему все казалось, что я могу изменять с его друзьями. Опасался, что они меня перекупят.

— И ты не изменяла? — иронично спросил Дронго.

— Не твое собачье дело, — сузила она глаза. — Еще вопросы есть?

— Есть. Он единственный владелец агентства или у него были компаньоны?

— Был один. Толстый такой, вальяжный. Я его несколько раз видела. Он с охраной приезжал. Джип за ним следовал постоянно.

— Как звали, не помнишь?

— Нет, не помню. Отчество у него было такое смешное — Иннокентьевич. А как звали, не помню. И фамилию не помню. Филипп Григорьевич фамилии не говорил.

А я не спрашивала. Зачем мне его секреты? Но он все же не был компаньоном. Нет, не компаньоном. Они не на равных говорили. Скорее тот себя как владелец вел, как хозяин. Я таких сразу чую. Знаешь, приходишь в компанию и видишь — пять мужиков сидит. И все чин чинарем. Только один ведет себя как хозяин, баб себе лучших выбирает, первый нас уводит в свою комнату. Значит, он здесь главный.

Может, и не платит, а за него его «шестерка» платит. Но он все равно главный. Я так поняла, что Артемьев меня содержал, а этот тип — его агентство. У нас в жизни все так устроено. Все кого-то содержат. Только я телом торгую, а они своей совестью. И еще неизвестно, кто честнее из нас.

— Ты, Аля, философ, — добродушно заметил Дронго, — давай теперь последний вопрос. Вспомни, ты слышала когда-нибудь такую фамилию — Труфилов?

— Трефилов? — переспросила она.

— Труфилов, — повторил он, — может, случайно когда-то слышала.

— Нет, — наморщила она лоб, — нет, никогда не слышала.

— Ну ладно, — он поднялся наконец, — Спасибо тебе за все. Толковый ты человек, Аля. С тобой приятно было иметь дело.

— Может, останешься? — усмехнулась она. — Я теперь женщина свободная. С тобой и бесплатно поиграть могу. Ты ведь мужчина обеспеченный. Я по твоим ботинкам вижу, что не бедный.

— Спасибо, — поблагодарил он, — времени нет. Меня здесь видеть не должны. Я тебе телефон оставлю моего помощника. Зовут его Захар. Если тебе помощь моя понадобится, только позвони.

— Ты на меня не обижайся, — сказала она, когда он вышел в коридор, чтобы надеть плащ, — я иногда не в себе бываю. А тут такой мужик погиб. Я ведь на него очень рассчитывала. Он мне машину обещал купить.

— Ничего. Другой купит. Ты женщина молодая, красивая. — Он открыл входную дверь.

— Будь здоров, — кивнула на прощание Аля, — скажи хоть, как тебя зовут?

— Дронго, — ответил он, выходя на лестничную площадку.

— Кликуха такая? — усмехнулась она. — Никогда не слышала.

— Ну и хорошо, что не слышала, — засмеялся он, входя в лифт. — И не говори никому о нашем разговоре. Это в твоих интересах, Аля.

Он вошел в кабину. Створки захлопнулись. Она пожала плечами, закрыла дверь. Подумала немного. И подошла к телефону, набирая уже знакомый номер.

— Сергунчик, — сказала Аля, — я теперь женщина свободная. Ты мне машину срочно пришли. Нужно барахло к подружке перевезти. На всякий случай.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Амстердам. 13 апреля

Сегодня вечером я не выехал из Амстердама. На это у меня были свои соображения. Есть вещи, о которых мои преследователи даже не догадываются.

Только самому себе я могу сказать, какая я сволочь. Вчера ночью после возвращения от Самара Хашимова я позвонил Кочиевскому. И все рассказал.

Рассказал, понимая, как подло я поступаю. Но у меня нет выбора. Мне нужны деньги. Мне нужно получать тысячу долларов за каждый день, проведенный с этими мерзавцами. Деньги переводят в немецкий банк, где я открыл счет сегодня утром после возвращения от Кребберса.

Я достал свой мобильный телефон и позвонил Кочиевскому.

— Добрый день, — я все еще помню, что разница с Москвой два часа.

— Что у вас случилось? — перебивает Кочиевский. — Почему вы не позвонили?

— Вам уже доложили? — устало спрашиваю я. — Вы хотели, чтобы я позвонил вам непосредственно с места происшествия? Чтобы меня арестовали прямо на месте убийства Кребберса?

— Кто его убил?

— Я думал, вы мне об этом расскажете.

— Перестаньте шутить, — злится Кочиевский, — как его убили?

— Стрелял снайпер. Очевидно, из соседнего дома. Стрелял профессионал. Два выстрела в течение секунды-двух. Оба почти точно в сердце.

Расстояние было метров сто или сто пятьдесят.

Я честно выполняю свою работу, докладываю с предельной точностью.

— А двое кретинов, которые были с вами, ничего не заметили? — разочарованно спрашивает Кочиевский.

— Кажется, не заметили. Да они и не могли ничего видеть.

— За вами кто-нибудь ехал?

— Был сильный туман. Но на дороге никого не было, это абсолютно точно.

Никого, кроме ваших людей.

— Ясно. Когда вы должны звонить вашему голландскому знакомому?

— Сегодня вечером.

— Очень хорошо. Сообщите ему о смерти Кребберса и проследите за его реакцией.

— Ваших людей предупреждать?

— Нет. Отправляйтесь один. Он может заметить моих людей, и мы сорвем всю игру. Вы меня поняли?

— Все понял. Тогда вечером я с ним встречусь.

Откуда знать Самару Хашимову, что я еще вчера рассказал Кочиевскому о нашем разговоре? Откуда ему об этом знать? Ведь для этого нужно осознавать мотивы моего согласия работать на такого мерзавца, как Кочиевский. Не знаю почему, но у меня весь день было плохое настроение. Может, на меня подействовала смерть Кребберса. Он ведь умер один и остался лежать в своей квартире с простреленным правым легким и сердцем. Если он не умер в ту секунду, когда захлопнулась дверь, а я думаю, что он все-таки умер, тогда он должен был очень мучиться в последние минуты своей жизни. Может, мне нужно было остаться и помочь ему? Или попытаться сломать дверь? И хотя я почти наверняка убежден, что он умер, тем не менее сознание собственной вины давило на меня. Я все время пытался отогнать жуткие видения — старик корчится от боли, пытается доползти до телефона, до окна, чтобы позвать на помощь… Конечно, если он остался жив.