Идеальная мишень - Страница 63

Я забрал все свои вещи из отеля, сел в поезд и впервые за несколько дней остался один, без своих бдительных «друзей». Я сидел в купе в абсолютном одиночестве, твердо зная, что за мной никто не следит. Я даже проверил и убедился — действительно, никого. Меня очень смущал этот взрыв в Антверпене.

Кто мог узнать о моей встрече? Почему нужно было взрывать Ржевкина? По логике, всех возможных свидетелей должны убирать люди Кочиевского. Но если они не поехали в Схетон, кто тогда встречал там людей Хашимова? Или же мои «наблюдатели» решили сделать круг и вернуться к офису компании Ржевкина?

От сильного напряжения кашель мой стал затяжным, я с ужасом замечал, как платок все обильнее окрашивается кровью. Если я не дотяну до конца поездки, моя семья может и не получить «премиальных» за найденного Труфилова. Как я его ненавидел в душе, внушая себе, какой он негодяй. С другой стороны — пока все нормально. Если все пойдет так и дальше, я уже через несколько дней вернусь в Москву умирать богатым, а Труфилова похоронят в Париже, куда он сбежал, надеясь остаться богатым и живым.

Когда поезд подходил к Парижу, я включил свой телефон спутниковой связи. И он сразу зазвонил, словно ждал моего сигнала — Почему вы отключили телефон? — услышал я голос Кочиевского. — Где вы сейчас находитесь?

— Не хотел, чтобы меня засекли, — признался я полковнику, — сейчас я в поезде, уже подъезжаю к Парижу.

— Вы успели поговорить с Ржевкиным? — Он так и спросил «успели», забывая о том, что я подполковник КГБ. Явно нервничает, и этим объясняется его прокол. Он невольно себя выдал, но я Должен делать вид, что ничего не понял.

— Я с ним встретился, — докладываю я полковнику, — но он ничего толком не знает. Видел Труфилова последний раз два года назад.

— Почему вы решили поехать в Париж, а не в Лондон? — спрашивает меня Кочиевский.

— Здесь двое людей, с которыми может общаться Труфилов, а в Лондоне — только один. Больше шансов именно в Париже. — Я говорю логично, и откуда Кочиевскому знать, что я решил начать собственную игру. Я уже не верю полковнику, который послал за мной целую свору безжалостных убийц. Я больше не верю никому.

— Когда устроитесь, сообщите мне, в каком вы отеле, — продолжает полковник. — Завтра утром получите адреса.

Он даже не знает, что у меня есть адрес Сибиллы. У меня в запасе ночь, и я попытаюсь найти Труфилова без его «наблюдателей». На вокзале я прохожу в туристическое бюро и прошу заказать мне отель где-нибудь в районе Монпарнаса.

— Непосредственно у вокзала? — спрашивает меня улыбающаяся француженка.

Нет, у вокзала нельзя. Если остановлюсь слишком близко к авеню генерала Леклерка, полковник может заподозрить неладное. Нет-нет… Близко нельзя. Нужно где-то подальше. Я показываю на выставленной передо мной карте Парижа место, находящееся поближе к Сене. От Монпарнаса — к западу.

— Бульвар Гренель? — спрашивает девушка.

— Да. Пусть будет бульвар Гренель, — соглашаюсь я, отмечая отель в три звездочки. Мне не нужен особый комфорт. Только тишина. Девушка чуть заметно пожимает плечами и поднимает трубку телефона. Через минуту говорит, обращаясь ко мне:

— С вас пятьдесят франков. Отель «Холлидей Инн» на бульваре Гренель.

Чтобы взять такси, вам нужно спуститься вниз на один этаж и пройти направо.

— Спасибо. — Я беру бланк заказа, еще не зная, что за отель приготовила мне эта улыбающаяся стервочка. Нет, она сказала все правильно. Только это не отель «Холлидей Инн», а скорее мотель. И дело не в том, что в небольшом шестиэтажном домике всего сорок семь плохоньких номеров, — прямо напротив входа в здание, на уровне окон, проходит линия метро. Представляете, какой здесь грохот? Тишины у меня явно не будет. Правда, я получил номер с выходом на противоположную от подземки сторону, окно которого упирается в глухую стену. Но это все равно лучше, чем вид на грохочущий поезд. Если учесть, что за сутки я плачу девятьсот франков, что составляет примерно сто пятьдесят долларов, то мой номер явно не тянет на такую цену. Впрочем, мне все равно. Платит Кочиевский, а ему я не собираюсь экономить деньги. Вообще, нужно было снять апартаменты за тысячу долларов, но мне и этого не хочется. Моя мечта остаться в номере своего отеля и никуда не выходить — день, два, три. Месяц. Все оставшееся время до самого конца. Смотреть в глухую стену и думать о моей неудавшейся жизни.

Я долго размышлял, почему у нас ничего не получилось с Вилмой? Разница в возрасте? Нет, я знал семьи, где разница была гораздо больше, например, у родителей моей матери, где отец был старше своей жены, моей бабушки, на целых двадцать лет. И они счастливо прожили всю свою жизнь. Разница в возрасте здесь ни при чем. Скорее разница в мировоззрении. Я любил посидеть дома, посмотреть телевизор, почитать книгу. Вилму же тянуло в шумные компании, к друзьям, радовали все эти презентации, встречи.

Но сейчас я думаю, что мы разошлись даже не из-за этого. И дело было не в ней — во мне. Может, поэтому я довольно спокойно реагировал на ее многочисленные измены, чувствуя свою вину? Я ведь не хотел уезжать в Москву, я думал остаться в Риге, стать инженером. После смерти отца я принял решение, о котором потом долго жалел. Мне сначала казалось, что, попав К «систему», я смогу понять механизм ее воздействия на человека, смогу стать ее частью и это в будущем огородит меня и мою семью от тех неприятностей, которые выпали на долю моих родителей, да и мою лично. Может, Фрейд или Юнг объяснили бы все моими подсознательными комплексами. Страхом предать отцовское начало, ведь первые годы моей жизни я провел без отца, и это въелось в мою память. Встреча с отцом стала точкой отсчета новой жизни, которую я запомнил навсегда.