Последние слова Виктора меня взбесили.
— Пошли! — заорал я, поводя дулом пистолета.
— Ты что, с ума сошел? — Он смотрит на меня в изумлении.
— Идем, говорю. — Я бью его рукояткой по спине. Он охает, невольно морщится и поворачивает к дому Сибиллы.
Мы доходим до дома, и я нажимаю на кнопку диктофона. Только бы она мне ответила… Только бы она мне ответила…
— Да, — слышу безучастный голос.
— Это я, Вейдеманис. — И тотчас же щелкает замок, дверь открывается. — Идем, — говорю я Виктору, толкая его в спину.
— Она тебе нравится? — подмигивает мой бывший товарищ, и мы входим в кабину лифта.
На четвертом этаже выходим. Дверь все еще открыта. Выбегая, я только прикрыл входную дверь, а Сибилла не стала ее закрывать. Несчастная женщина…
Она сидит на полу перед трупом Марселя и даже не плачет. Только смотрит на него и раскачивается из стороны в сторону. Хорошо еще, что она открыла нам наружную дверь.
Наше с Виктором появление ее совсем не волнует. У Виктора в руке чемоданчик, и он похож скорее на практикующего врача, чем на убийцу.
Убийца косится на меня, потом подходит к голубому дивану и садится, демонстративно положив чемоданчик рядом с собой.
Я подхожу к Сибилле. Кладу руку ей на плечо. Но она даже не оборачивается. По-прежнему смотрит на труп друга. Человек, купивший ей квартиру, нужен для обеспечения жизни, а Марсель был «для души». Она так и сказала — «для души». Я уставился на Виктора. Может, все-таки поймет, что натворил? Неужели можно вот так, запросто, убить совершенно незнакомого человека? Неужели можно разрушить целый мир надежд, устремлений, радостей? Ведь человек, убивающий другого человека, берет на себя такой грех.
Виктор смотрит на меня. Хмурится. Ему явно не нравится эта квартира. Не нравится и Сибилла, сидящая над трупом Марселя. Виктор снова достает свой мобильник. Он действительно не понимает, что произошло. Полагает, что сможет позвонить полковнику.
— Подожди. — Я подхожу к нему и вырываю из его руки аппарат.
— Тебе нужно позвонить? — спрашивает Виктор.
Вместо ответа я со всей силы запускаю телефоном в стену.
— Рехнулся! — вскакивает Виктор. — Ты знаешь, сколько он стоит?
— Сиди. — Я толкаю его обратно на диван. Виктор пытается что-то сообразить. Смотрит то на меня, то на Сибиллу.
— Вы с ней были раньше знакомы? — Ничего другого ему в голову не приходит. — Она была с тобой?
Сибилла поднимает на меня глаза. Неужели она понимает по-русски?
Впрочем, мать у нее полька… Может, и понимает.
— Чего тебе от меня нужно? — Виктор начинает нервничать.
— Кто это? — спрашивает Сибилла, указывая дрожащим пальцем на убийцу.
Она уже догадалась, что он не доктор. И не из полиции.
— Это он стрелял в Марселя. Я привел его сюда, чтобы он увидел, что натворил, — отвечаю я, глядя на Виктора.
— Он?.. — спросила Сибилла. И вдруг, вскочив на ноги, метнулась к нему, словно собиралась убить голыми руками.
— Убери! — дико орет Виктор, отбиваясь. — Убери от меня эту стерву!
Сибилла же, вцепившись ногтями в его физиономию, пытается добраться до глаз. На круглом лице Виктора появляются кровавые полосы.
— Убери, — он, уже не стесняясь меня, бьет ее изо всех сил. Я слышу удары — один, второй, третий. Он знает, как бьют, он умеет бить даже женщин.
Она падает на пол после очередного удара, кусая губы от боли. Он попал ей в солнечное сплетение. Волосы падают на лицо женщины. Он, тяжело дыша, поднимает голову за волосы, с ненавистью смотрит на нее, потом на меня.
— Психованная дура, — громко говорит он, — чуть глаза не выдрала. И ты тоже идиот, решил дурацкий эксперимент поставить. Давай твой пистолет.
Наверное, он так ничего и не поймет. Его воодушевила моя неподвижность.
Я в таком состоянии, что не могу адекватно реагировать на все. В эти минуты я больше всего думаю об Илзе. Я не успел прийти на помощь женщине, так стремительно она рванулась к нему. А потом даже не понял, что же произошло, когда он несколькими точными ударами сшиб ее на пол.
— Сволочь, — прохрипел он, касаясь пальцами своего кровоточащего лица.
И снова ударил ее ногой. Легко, без злобы, как пинают назойливую собаку.
— Понравилось? — спрашивает он меня. Ему все еще кажется, что я провожу эксперимент. Или ему хочется, чтобы так казалось.
Она лежит на полу, глядя в потолок. Наверное, он ударил ее слишком сильно. Я начинаю кашлять, и он ждет, когда я закончу. Странно, что Сибилла лежит без движения. Туфли она давно отбросила куда-то в сторону. Юбка порвалась, обнажив колено. Странно, но у нее не очень красивое колено. И вообще не очень красивые ноги. Я смотрю на ее обнаженную ногу. Может, поэтому у нее длинное платье. Не хочет показывать свои ноги. Ведь она наполовину полька, у нее должна быть идеальная фигура. Господи, о чем я думаю в такой момент.
— Давай пистолет, — снова рычит Виктор, — уже четвертый час утра, нужно сматываться. Того и гляди сюда может подняться консьерж. Или кто-то из соседей вызовет полицию, кто слышал, как ломалось стекло. Давай пистолет.
Он снова трогает свое лицо и снова с ненавистью смотрит на женщину. Его волнует только то, что имеет отношение лично к нему. Подлец! Видимо, он действительно ударил ее очень сильно. Она все еще лежит на полу, не двигаясь. Я вдруг замечаю, что она беззвучно плачет. Не знаю почему, но это трогает меня, очень сильно трогает. Возможно, я вспомнил Илзе. Она тоже не любит громко плакать. Она никогда не плачет при посторонних, а если такое случалось, то плакала беззвучно, словно стесняясь своих чувств. Девочка выросла без матери.